Главная » Декор » Сколько платили за скальп индейца. Скальпирование врагов

Сколько платили за скальп индейца. Скальпирование врагов

В двадцатом столетии вследствие технического прогресса в промышленных отраслях все чаще стали использовать алмазы. До этого периода алмаз ассоциировался с дорогостоящим украшением. По сути, оно так и было. Но в процессе проведения различных исследований, ученые и специалисты пришли к выводу, что этот драгоценный камень незаменим и в других сферах человеческой деятельности.

Ракетно-космическое отраслевое направление не стало исключением. При помощи алмазов разрабатывались и создавались лазерные промышленные системы и установки. Камень был необходим и для работы с металлом. К сожалению, у Советского Союза Социалистических Республик с этим важным, значимым элементом дела обстояли не самым лучшим образом.

Урал не годится

Наиболее богатые залежи драгоценного камня (открытые) тогда были на Урале. Но количества их не хватало для удовлетворения потребностей огромного государства. Нехватка алмазов в СССР была еще связана и с особенностями социалистического строя страны. Она не входила в рыночную мировую систему, что и стало еще одной причиной дефицита сырья. Несмотря ни на что, ученые и геологи проводили свои исследования и считали, что поиски минерала необходимо расширить – организовать их в Якутии. Именно этот регион по всем показателям подходил под местность, где должны быть богатые залежи камня.

Первые научно-геологические экспедиции в этот край организовали в сорок девятом году прошлого столетия. Они приносили положительный результат, так как были найдены отдельные месторождения камня. Но успех являлся локальным. Обнаруженные залежи имели сравнительно небольшой размер. Количество минералов не могло полностью обеспечить государство сырьем.

К середине пятидесятых годов ситуация в корне изменилась. Постепенно, друг за другом, в относительно короткие сроки обнаружили несколько внушительных источников добычи драгоценного камня.

«Зарница». Замечательно, но недостаточно

В пятьдесят четвертом году, летом, очередная организованная экспедиция, задачей которой являлся поиск алмазных залежей, стала более удачной, чем предыдущие, хотя и не на много.

Ее участники, Л. Попугаева и Ф. Беликов (геологи) нашли первую кимберлитовую трубу, зафиксированную на территории Советского Союза. Кимберлитовой трубкой называют место, где есть много алмазных залежей. Образуются такие трубы в результате газовых взрывов в подземных резервуарах (находятся на огромной глубине). В большинстве случаев они имеют форму большой воронки. В основе трубки находятся породы, геологические особенности которых способствуют образованию алмазов.

Находка была названа «Зарницей». Ее обнаружение для Ларисы Попугаевой стало значимым. За это достижение она получила одну из самых почетных в СССР наград – орден Ленина. Но и здесь, к сожалению, камня было не так много, как требовалось государству. Но есть и положительная сторона открытия. «Зарница» стала доказательством наличия в Якутии драгоценного камня, а значит его поиски имело смысл продолжить. Со временем стало ясно, что предположение ученых-геологов было правильным.

Трубка «Мира»

Где-то через год после открытия уже знакомой нам «Зарницы», наконец-то, геологам удалось совершить еще одну находку, именно такую, которую столько времени ждало правительство Советского Союза. Летом пятьдесят пятого года три геолога, Авдеенко, Елагина и Хабардин нашли вторую кимберлитовую трубку.

Событие важное, и с ним связана довольно занимательная история. Алмаз на тот момент являлся продуктом со статусом государственной важности. Соответственно, все его поиски проходили под грифом «совершенно секретно». Нельзя было открыто сообщать о том, какие результаты дали поиски. Радиограмма в правительство пошла зашифрованная. Геологи оказались с юмором. Они отправили текст: «Закурили трубку мира, табак отличный».

По истечении двух лет с момента открытия месторождение стали активно разрабатывать. Название ему дали простое и звучное – «Мир». Скорее всего, свою роль здесь сыграло и содержание радиограммы. Именно этот источник дал возможность Советскому Союзу заявить о себе на алмазном рынке международного класса.

Выигрышная «Удачная»

В то же время и в том же году вблизи «Зарницы» геологом Щукиным была обнаружена еще одна трубка. Между обнаружениями этого богатого месторождения и «Мира» прошло всего несколько коротких дней. И это была действительно огромнейшая удача.

В связи со счастливым совпадением вновь открытый карьер получил имя «Удачный». Более того, это месторождение и утвердило позиции СССР на мировом алмазном рынке.

Заключение

Эти важные находки приносили государству ежегодную прибыль в 1 000 000 000 долларов. Конечно же, промышленность страны резко шагнула вперед. Можно предположить, что такие события, как полет в космос первого человека и доминирующие позиции в области космонавтики в шестидесятых, просто не состоялись бы без описанных находок и тех людей, которые посвятили себя поискам залежей алмаза, тем самым сыграв огромную роль в развитии могучего государства.

Скальпирование врагов в ряде районов североамериканского континента получило распространение среди индейцев еще до прихода белых людей. Однако обычай этот не был так широко распространен, как пишут многие авторы. Напротив, исследования показывают, что он был частью военного ритуала лишь мускогских племен юго-восточной части США и ирокезских народов востока США и низовий реки Святого Лаврентия, а также их ближайших соседей. Художник Жак Ле Мойн, сопровождавший французскую экспедицию Рене де Лоденьера во Флориду в 1564 году, писал об обычаях флоридских аборигенов: "В схватках упавший воин мгновенно утаскивается прочь специально выделенными для этого людьми. Они имеют при себе побеги тростника, которые острее любого стального лезвия. Ими они режут кожу головы до кости по кругу, а затем отрывают ее (вместе с волосами. -- Авт.)... Сделав это, они вырывают яму в земле и разводят костер... над огнем они сушат скальпы, пока те не становятся похожи на пергамент... После битвы они... подвешивают кости и скальпы к наконечникам своих копий и триумфально несут их домой... Вернувшись с войны, индейцы собираются в специально определенном для этого месте. Сюда они приносят (отрезанные. -- Авт.) ноги, руки и скальпы павших врагов и с великой торжественностью прикрепляют их к высоким шестам". Краснокожие воины Новой Англии, большей части Атлантического побережья, Равнин, Тихоокеанского побережья, канадского северо-запада, Арктического региона и юга США в ранний исторический период никогда не практиковали скальпирования врагов. Почти на всей территории Америки в те времена основным трофеем была голова врага.

Лишь с приходом европейцев скальпирование получило более широкое распространение. Кроме появления стальных ножей, что значительно упростило сам процесс снятия скальпа, серьезную роль сыграли вознаграждения, выплачиваемые представителями колониальных властей. Например, как указывалось выше, скальпирование не было известно индейцам Новой Англии, пока колонисты не стали предлагать вознаграждение за головы врагов. Вскоре краснокожие поняли, что приносить в доказательство убийства врага его скальп менее трудоемко, чем его голову.

Скальпирование не являлось изобретением лишь североамериканских индейцев. Геродот писал в V веке до нашей эры, что скифы снимали у павших врагов кожу с головы, применяя для этого очень острые кинжалы. Спустя два поколения Ксенофонт отметил в своих записях, что после того, как несколько его людей были убиты по пути к Средиземному морю, с их голов были сняты волосы. Упоминания о существовании этого обычая среди скифов подтверждены находками российских археологов, обнаруживших в скифских курганах три черепа с характерными царапинами вокруг темечка, остающимися после скальпирования, а также мумию воина со снятым с головы скальпом. О скальпировании своих жертв иностранными наемниками писал византийский историк Прокопиус. В книгах Маккавея в описании жестокостей и зверств, практиковавшихся по отношению к евреям сирийским монархом Антиокусом Великим, говорится: "кожа сдиралась с головы". Испанцы отмечали обычай скальпировать своих врагов у аборигенов Карибских островов, Гватемалы и Северной Мексики. Кроме того, он был известен аборигенам территории Гран-Чако в Южной Америке.

Белые не раз подбивали индейцев скальпировать и своих бледнолицых противников. Так, в

июне 1775 года, английское правительство, призвав индейцев выступить против американцев, не только снабжало воинов всех племен от Великих озер до Залива топорами, ружьями и боеприпасами, но и объявило награду за скальпы американцев, которые следовало приносить командующим офицерам в Детройт или Освего. Столь заманчивое предложение смогло привлечь на их сторону даже ирокезов, которые ранее торжественно поклялись сохранять нейтралитет. В тот же период законодательный орган Южной Каролины начал выплачивать по 75 фунтов за каждый скальп индейского воина. В начале 1830-х годов в Техасе платили за скальпы вичитов. Неприятности с апачами на Юго-Западе начались у правительства США после того, как в 1836 году группа американских охотников за скальпами устроила настоящую резню апачей вождя Хуана Хосе, польстившись на вознаграждение, обещанное губернатором Соноры. В XIX веке в Аризоне за скальп апача можно было получить до 250 долларов, а поскольку отличить волосы апача от волос другого краснокожего было делом практически невозможным, охотники за наградой отправлялись в Сонору и резали беззащитных мексиканцев.

Мы едва ли уже сможем когда-либо узнать, кто и когда привнес в индейскую культуру обычай скальпирования врагов. В XVI веке Жак Картье встретил на реке Святого Лаврентия известного вождя Доннакона и спросил его, почему индейцы делают это, краснокожий ответил, что его люди поступают так, потому что так делают их враги.

Часто упоминается, что скальпирование врага связано с нанесением вреда душе погибшего. По сведениям Стэнли Вестала, многие сиу считали, что качества убитого противника переходят его убийце, что также может косвенно относиться и к обычаю скальпирования. Ричард Додж сообщал, что старики шайенов и арапахов говорили ему о поверье, существовавшем в прошлом среди всех индейцев, живших между рекой Миссисипи и Скалистыми горами, по которому скальпирование головы убивало душу врага. Но в 1880-х годах капитан Вильям Кларк по этому поводу писал: "Я провел специальные изыскания в связи с этим обычаем среди следующих племен: шайенов, арапахов, сиу, команчей, кайовов, кайова-апачей, вичитов, пауни, сауков и фоксов, ото, айовов, кикапу, ютов, черноногих, бладов, пиеганов, арикаров, хидатсов, манданов, шошонов, банноков, неперсе, пен д"Орей, кутеней, кэддо, понков, шауни, семинолов, чиппевов (оджибвеев), кроу, гровантров и ассинибойнов. Ни в одном из них я не смог обнаружить никаких суеверий или фантазий относительно того, что скальпирование человека каким-то образом наносило ущерб его душе после смерти".

По мнению автора, разгадка происхождения этого обычая кроется в самой манере ведения индейской войны, где основная роль возлагалась на небольшие отряды воинов, проникавшие на отдаленные земли враждебных племен. По возвращении домой они должны были принести с собой доказательство смерти врага. Различные части вражеского трупа всегда использовались для победных плясок -- до конца XIX века ими, помимо скальпов, могли служить отрубленные головы, руки, ноги, кисти и стопы. Но в отличие от них скальп не портился и был более компактен при длительном переходе к родному селению. Чарльз Бюло, переводчик из агентства Белой Земли, писал: "Я узнал, что, когда впервые разгорелась война между сиу и оджибвеями, среди воинов оджибвеев начали возникать споры по поводу храбрости каждого из них, поскольку во многих случаях отъявленные трусы заявляли о своей храбрости. И потому было решено снимать с голов врагов скальпы в качестве доказательства своей доблести". Помимо этого, в дальнейшем он еще долго мог служить доказательством победы над врагом, украшая оружие, щиты и т.п. Эту же мысль в какой-то мере подтверждает фраза, сказанная одним из черноногих: "Мы снимаем скальпы, чтобы война была жестче, и когда наши женщины и дети видят скальпы своих врагов, их сердца охватывает радость".

Классическим скальпом считались волосы с макушки, которые заплетались в одну или несколько косичек. Впервые мальчику заплетали скальповую прядь в возрасте приблизительно пяти лет. Несмотря на большое разнообразие причесок, даже выбривая голову, индейцы всегда оставляли небольшую прядь волос, называемую скальповой. Три пряди волос заплетались в косичку, образуя у основания круг диаметром около пяти сантиметров, и, как правило, украшались. Кроме того, вокруг образованного косичкой круга выщипывали волосы и выкрашивали кожу красной краской, чтобы выделить скальповую прядь. Благодаря этим ухищрениям любой человек мог сказать, насколько "правильным" был захваченный воином скальп. Белые современники особо отмечали, что индейцы никогда не выбривают голову полностью, всегда оставляя скальповую прядь, служившую признаком мужества и вызовом врагу. Они как бы говорили своим противникам: "Попробуй добыть мой скальп, если осмелишься".

Берландиер так описал метод скальпирования у команчей: "Чтобы снять скальп, они

Переворачивают труп на живот, хватают его за волосы и режут кожу головы по кругу. Затем они наступают на шею и коротким, резким движением отрывают скальп". Индейцы были мастерами этого дела. У шайенов самой храброй формой скальпирования считалось снять скальп с живого врага. Командир скаутов пауни Лютер Норт рассказал о случае, свидетелем которого он стал. Один из воинов сиу погнался за женщиной пауни, пытавшейся убежать к находившемуся неподалеку торговому посту, где укрылось несколько белых людей. Не обращая внимания на ружейный огонь со стороны бледнолицых, сиу подскакал к бегущей женщине, левой рукой схватил ее за волосы и, даже не слезая с коня, скальпировал несчастную ножом, который держал в правой руке. Издав военный клич, дикий воин повернул своего скакуна и помчался прочь.

Сама по себе процедура скальпирования не была смертельной. В бозменской газете "Times" от 16 июля 1876 года напечатана история Германа Ганзио, атакованного индейцами в Черных холмах. Он был скальпирован живьем, но выжил. По словам репортера, его голова представляла собой одну сплошную массу болячек. Делос Дж. Санбертсон спустя некоторое время после того, как благополучно лишился скальпа, отправился в Ларами и попытался вырастить волосы на своем черепе, однако, как он жаловался, "никакое лечение не помогает пока сделать так, чтобы волосы на этом месте снова росли". Количество переживших скальпирование белых людей на фронтире было так велико, что Джеймс Робертсон из Нэшвилла, штат Теннесси, в 1806 году опубликовал в "Philadelphia Medical and Physical Journal" статью "Заметки о лечении скальпированной головы", в которой ссылался на многочисленные случаи успешного лечения.

Отношение к скальпированию у индейских племен было разным. Например, у команчей скальп не приносил большого почета, поскольку кто угодно мог снять его с уже убитого врага. Поэтому имел второстепенное значение. Но если врага скальпировали при особо опасных обстоятельствах, он ценился очень высоко. Скальп был трофеем, доказательством успеха для применения в Пляске Победы. У воинов племени ото, по сообщениям Уитмена, правом на скальп обладал тот воин, который убил этого врага. В большинстве других племен скальпировать павшего врага мог любой. У ассинибойнов скальпирование лично убитого врага оценивалось высоко, но сам скальп как таковой ценился мало. Кроу вообще не считали снятие скальпа делом, заслуживающим упоминания. Для них он был всего лишь свидетельством убийства врага, но никак не подвигом. Как сказал один из них: "Вы никогда не услышите, чтобы кроу хвалился снятыми им скальпами, когда перечисляет свои деяния". Много Подвигов говорил: "Воины моего племени редко забирали скальпы врага, если в схватке погиб кто-то из кроу". Вышеприведенные сведения достаточно убедительно свидетельствуют о том, что скальп был малоценным военным трофеем для краснокожих бойцов. Он являлся всего лишь эмблемой победы над врагом. Широко распространенное мнение о его ценности возникло в результате неверной оценки действий воинов в бою многочисленными белыми современниками. Проследить, почему евро-американец делал подобные выводы, достаточно легко. Он видел, что после падения убитого или раненого врага к нему галопом неслись несколько краснокожих всадников. Они сбивались вокруг него в кучу, после чего труп оказывался скальпированным! Понять, что отчаянные воины, рискуя жизнью, старались всего лишь первыми прикоснуться к врагу (посчитать "ку"), евро-американцу, не жившему среди индейцев, было сложно, поскольку такой военной традиции у европейцев не существовало.

История Роберта МакГи

Про нравы Дикого Запада.

Фотография МакГи, сделанная в 1890 году

Роберт родился в семье иммигрантов, в 1864 году отправившихся на запад. Семья Роберта присоединилась к каравану фургонов, направлявшемуся в Левенворт, Канзас. В пути родители МакГи умерли, после чего о нем заботились другие участники каравана, благополучно прибывшего в пункт назначения. Однако там Роберт не захотел оставаться, попытавшись вступить в американскую армию. Куда его не взяли, в силу юного возраста (ему было по всей видимости около 14-15 лет). Однако МакГи нанялся в качестве погонщика в караван перевозящий армейские припасы в Форт Юнион, Нью-Мексико.

Форт Юнион

В пути караван сопровождался кавалерией, несколько раз вступавшей в стычки с индейцами-сиу. 18 июля 1864 года караван прибыл в форт Ларнед, где погонщики расположились лагерем в миле от расположения кавалерии. Поздней ночью они были атакованы примерно 150 воинами сиу под командованием вождя Маленькая Черепаха (Little Turtle).

МакГи стал единственным выжившим и оставил описание резни. Сам Роберт был атакован Маленькой Черепахой, бросившим в него свое копье. Затем индеец выстрелил в него из револьвера, двумя стрелами прибил его руки к земле и снял скальп. Все остальные члены каравана были избиты, скальпированы и зарезаны.

Кавалерия прибыла на место бойни спустя 2 часа, после чего немедленно доставила МакГи в форт Ларнед, где армейский хирург сделал ему операцию. Макги выжил чудом, сумев прожить после этого еще как минимум 26 лет.

Этот случай иллюстрирует все ожесточенность индейских войн на Великих равнинах, в рамках которых насилие над некомбатантами, пытки и издевательства над пленными были пугающей реальностью. Особой жестокостью отличались разумеется индейцы, для которых пытки пленных и издевательства над трупами имели ритуальное значение.

Тело охотника на бизонов Ральфа Моррисона убитого и скальпированного шайенами летом 1868 года, недалеко от Форт Додж, Канзас.

Останки индейцев кроу убитых и скальпированных сиу. Около 1874 года.

Оборонительные действия и защитные меры индейцев

В жизни индейца не было мирного времени. Не было ни единой ночи, когда не могло бы произойти нападение. Даже если лагерь был огромен и казалось, что количество боеспособных воинов в нем должно служить гарантией безопасности, постоянную угрозу представляли рыскавшие в округе маленькие вражеские отряды. Люди были осторожны, удаляясь от лагеря, особенно в ночное время. Детей приучали не плакать по ночам, когда звуки хорошо разносятся на большие расстояния, чтобы не выдать своего местоположения. Мужчины всегда спали в набедренной повязке, имея под рукой оружие. Укладывая детей спать, матери сиу, на случай неожиданного нападения, часто надевали им на ноги мокасины, чтобы при необходимости можно было выскочить из палатки и бежать, не теряя времени на одевание ребенка. Только во время периодов сильного холода и снежных бурь люди в индейском лагере могли несколько расслабиться. Но, как это ни покажется странным, индейцы практически никогда не заботились о полноценной охране своих селений.

Недостаток защитных мер был типичной ошибкой в военной организации кочевых племен Великих Равнин и отмечался всеми современниками. Лейтенант Джеймс Брэдли писал: «Подобно большинству кочевых племен, черноногие никогда не укрепляют свои лагеря и крайне редко выбирают для них место, исходя из возможностей хорошей защиты… Не в их обычае устанавливать охрану вокруг лагеря днем или ночью, поэтому, несмотря на распространенное мнение, неожиданно напасть на их поселение совсем не трудно… Когда они не чувствуют опасности, их табуны порой отгоняются в изолированное место и оставляются там на несколько суток совсем без охраны. Поэтому военный отряд может без проблем приблизиться к лагерю и угнать их». Члены воинских обществ, назначаемые вождями общин выполнять полицейские функции, в действительности следили за порядком в лагере, а не за его пределами. Они разнимали ссорящихся и наказывали людей, нарушавших запреты племенного совета.

Крайне редко в индейской истории встречались дальновидные лидеры, понимавшие необходимость полноценной охраны лагерей и табунов. Одним из таковых был вождь кроу Арапуш. Он всегда выбирал место для лагеря так, чтобы его было легко защищать. Кроме того, вождь призывал своих людей покупать у торговцев больше ружей и боеприпасов, установил дневную и ночную охрану лагеря и внимательно следил, чтобы его воины всегда были настороже и готовы к битве. Во время его руководства многие враги, осмелившиеся подкрасться к лагерю кроу, были обнаружены и убиты.

Именно из-за отсутствия охраны американским войскам практически всегда удавалось на рассвете неожиданно напасть на спящий индейский лагерь. Лишь если кто-либо из охотников случайно набредал на следы вражеского отряда, обитатели лагеря предпринимали некоторые меры предосторожности, но их едва ли можно назвать совершенными. О присутствии в окрестностях врага сообщали вождю, а он, в свою очередь, оповещал через глашатая весь лагерь. Некоторые вожди общин иногда высылали разведчиков осмотреть окрестности. Обычно предосторожности ограничивались тремя мерами: наблюдение за собственной палаткой; сооружение одного или более корралей для лошадей; организация засады.

Если опасность была невелика, то семья организовывала наблюдение за собственной палаткой. Мужчины и женщины посменно не спали, прислушиваясь к странным звукам и необычным движениям лошадей, привязанных у палатки. Если страж слышал подозрительный звук, он будил спящих в палатке мужчин и они выскакивали наружу во всеоружии.

Лагерь сиу Пятнистого Орла, 1879 г.

Первостепенной задачей жителей лагеря, на который совершалось нападение индейского отряда или солдат, было пригнать в него табуны пасущихся лошадей, чтобы воины сражались конными, а женщины, старики и дети могли быстро скрыться. Враги же, со своей стороны, перво-наперво старались отрезать жителей лагеря от табунов. Воины немедленно бросались между лагерем и вражескими силами и сражались, прикрывая отход женщин, детей и стариков. Если лагерь был крупным, а нападение проводилось с нескольких сторон, воины могли окружить свой лагерь так, чтобы не дать врагу прорваться в него. Кроу вспоминали, как однажды обнаружили на своей земле огромный лагерь сиу, шайенов и арапахо. Противник вдвое превосходил кроу, и потому они решили уйти, но враги последовали за ними, и кроу ничего не оставалось, кроме как принять бой. Много Подвигов: «Насколько же призыв храброго человека может укрепить сердца остальных! Нашими военными вождями были Железный Бык и Сидящий в Центре Земли. Они проехали по лагерю на своих боевых конях, и каждый из них обратился к воинам и даже женщинам, чьи сердца уже пали на землю.

— Этот день хорош, чтобы, сражаясь, уйти к вашему Отцу, — говорили они нам.

Кровь закипела во мне от этих слов. В лагере не было суеты и громких голосов. Даже по лицам женщин было видно, что они сделают то, что от них потребуется. Мужчины не спешили и, поскольку нас уже не могли застать врасплох, ловили своих лучших лошадей и снимали с себя одежды, готовясь умереть в бою. Пока мы раскрашивали себя, барабаны били, а женщины пели военные песни. В такие времена ни один мужчина не может чувствовать себя трусом. Каждый воин станет приветствовать битву, когда храбрецы и женщины поют военные песни. Я бы и один с радостью встретил врагов в тот день. Мы практически закончили свои приготовления, когда они появились.

Вожди и лидеры черноногих. Раскрашенная фотография конца XIX в.

Воины кроу развернули свои шеренги вокруг нашего лагеря, чтобы пули не долетали до палаток… Сиу, шайены и арапахо неслись по широкому кругу, издавая военные кличи и обстреливая нас со спин своих скачущих лошадей… Наш лагерь и мы, воины, были окружены врагами, которые не приближались к нам, а скакали по кругу и впустую растрачивали свои пули».

Щит вождя кроу Арапуша. Ок. 1825 г.

Поселения полуоседлых племен довольно часто подвергались нападениям со стороны кочевников, и охрана их осуществлялась несколько лучше, чем в лагерях кочевых племен. В округе постоянно рыскали небольшие отряды конокрадов, с радостью готовых снять скальп с беспечно удалившихся одиночек, но от них чаще всего страдали женщины. Бывали годы, когда у деревень пауни почти каждую неделю кто-нибудь из их женщин погибал от рук сиу или других врагов. Случалось, что жители той или иной деревни неделями опасались выходить за пределы своего поселения. Если к деревне подходил крупный вражеский отряд, сражения избежать было невозможно. В этих случаях воины селения обычно выезжали на равнину, образуя боевой заслон, после чего происходила битва. Брекенридж стал свидетелем поведения жителей деревни арикаров после сообщения разведчиков о появлении в окрестностях вражеского отряда сиу. «Воины сразу же высыпали из деревни с великим шумом и криками, некоторые пешими, другие верхом на лошадях, и поспешили в направлении, указанном разведчиками, вниз по реке. Они не соблюдали какого-либо строя, а бежали в беспорядке, подбадривая друг друга, напоминая людей в наших городах, спешащих на тушение пожара. Некоторые из них были разодеты самым великолепным образом. Крыши земляных домов заполонили женщины, дети и старики, помощь которых выражалась лишь в силе их легких, но я видел нескольких, поспешивших на военную вылазку, хотя они и были почти согнутыми под тяжестью своих лет. Я насчитал около пятисот человек».

Воины кроу

Пожалуй, ни одно из племен не страдало от атак кочевников так сильно, как пауни. Огромные отряды сиу в 300–500 воинов обычно подъезжали к деревне пауни на рассвете и вытягивались перед ней в шеренгу. Они восседали на своих лучших лошадях, разодетые в военные одежды, и распевали военные песни. В момент их появления селение пауни превращалось в растревоженный муравейник. Кричащие женщины и дети забирались на крыши своих земляных домов, чтобы оттуда наблюдать за ходом сражения, а воины хватали оружие, вскакивали на лошадей и выезжали на равнину, чтобы встретить врага. Если позволяло время, воины пауни тоже надевали лучшие военные одежды, но чаще они лишь успевали раскрасить себя и своих боевых коней. Пауни выезжали между поселением и противником, сиу медленно приближались к ним. Когда противоборствующие стороны разделяло метров пятьсот, они останавливались. И те и другие распевали военные песни. Через некоторое время от одной из сторон отделялся всадник. Он кричал оскорбления в сторону противника и восхвалял своих соплеменников. Он хвалился тем, что делал с врагами раньше и что собирается сделать в будущем. Затем всадник скакал в сторону конца шеренги врагов, низко пригибаясь к шее своего коня. На расстоянии полета стрелы он поворачивал коня и мчался вдоль шеренги врагов, иногда выпуская в них стрелу за стрелой. Те, в свою очередь, осыпали его градом стрел и пуль. Порой враги бросались за ним в преследование. Когда смельчак достигал другого конца вражеской линии, он поворачивал коня и скакал к своим. Если он был ранен или под ним подбивали лошадь, а также если у преследующих его врагов были более быстрые лошади и соплеменникам казалось, что смельчака могут настигнуть, все воины бросались ему на помощь. Враги так же желали добраться до его скальпа, как соплеменники — спасти его, и стороны сходились в бою. Основная часть боя проходила на близкой дистанции, а потому воины мало пользовались луками и копьями и дрались томагавками, военными дубинками и били друг друга шестами для подсчета «ку». Многие получали раны и ссадины, но убитых, как правило, было мало. Если воин, вокруг которого разгоралась битва, лишался скальпа, его товарищи сразу отступали, оставляя тело в руках врага, поскольку оно уже не представляло для них интереса. Если же удавалось спасти его живым или защитить его тело от скальпирования, стороны разделялись и отходили на свои прежние позиции. После некоторой передышки уже от другой стороны отделялся всадник и все повторялось по новой. Иногда, вместо того чтобы скакать вдоль шеренги, смельчак бросался во вражеские ряды, намереваясь посчитать «ку» или убить кого-нибудь. Враги сразу же окружали его и старались убить, хотя часто ему все же удавалось спастись. Соплеменники сразу же спешили ему на выручку, и бой закипал с особой яростью. Если храбреца убивали, то скальпировали, а тело, как правило, разрубали на мелкие куски. В такой манере бой мог продолжаться большую часть дня, пока стороны не уставали и не разъезжались.

Возвращение победоносного военного отряда

Чтобы было легче противостоять нападениям врагов, некоторые племена укрепляли свои поселения насыпями и частоколами. После эпидемии оспы 1837 г., когда численность хидатсов и манданов резко снизилась, они укрепили свое поселение, называвшееся «Подобное Рыболовному Крючку», новым частоколом и установили в нем огромный колокол, в который Черные Рты били каждый день, когда утром открывали ворота и люди выпускали на пастбища лошадей, шли на поля и за хворостом, а также вечером, предупреждая о скором закрытии ворот и необходимости поспешить внутрь. После закрытия ворот все части поселения охранялись от проникновения врагов и незнакомцев, и зайти в деревню разрешали лишь тем, кого узнавали. На случай длительной осады хидатсы хранили в поселении воду в мочевых пузырях бизонов.

Деревни манданов часто подвергались нападениям кочевников. Худ. Дж. Кэтлин

Воин начеку. Худ. Ф. Ремингтон

Всегда существовала опасность нападения со стороны врагов во время перекочевки. Джон Стэнли видел перекочевку пиеганов вождя Низкого Рога в 1853 г. Община вытянулась по равнине двумя параллельными линиями, а спереди, сзади и по флангам ехали вожди и воины с оружием в руках. Черноногие рассказывали, что такое построение было обычным явлением. Разведчики въезжали на холмы и возвышенности и оттуда обозревали окрестности. Основную же колонну вели вожди со своими семьями. Тем не менее черноногие признавали, что такое идеальное построение соблюдалось не всегда. Когда индейцы чувствовали себя в безопасности, охрана по флангам не выставлялась. Если вражеская атака на фланги происходила в такой момент, последствия бывали катастрофическими. Тем более если нападение было тщательно подготовлено.

Откуда пошел этот кровавый обычай и зачем на самом деле индейцам нужны были скальпы врагов?

Благодаря художественным фильмам и приключенческим книгам скальп в представлении современного человека прочно ассоциируется с индейцами. Однако скальпирование использовалось не только североамериканскими аборигенами. Более того, до прихода европейцев многие племена не знали о подобном обычае. Снятие скальпов практиковали мускоги и ирокезы, и то лишь некоторая их часть.

Сложно утверждать, когда именно появилось скальпирование — до или после появления колонистов, поскольку обычай снимать кожу с головы человека в качестве трофея и символа победы над ним широко использовался в древности на Евроазиатском континенте.

Массовое распространение скальпирования на территории Америки связано с тем, что колонисты предлагали щедрое вознаграждение за скальпы врагов — как индейцев, так и своих соплеменников. Немаловажно и то, что они завезли "удобное" оружие — стальные ножи (до этого кожу с головы с волосами снимали побегами тростника). В некоторые периоды власти того или иного штата готовы были платить за трофей свыше $100! Естественно, скальп воина стоил дороже, чем женский, детский или пожилого человека, но это мало кого останавливало из охотников за подобной добычей. На цену влиял и размер скальпа. Еще одна оговорка: скальпированием на территории Северной Америки занимались не только индейцы, но и европейцы. И индейцы содрогались от жестокости завоевателей.

Если же говорить именно об индейцах доколониального периода, на сегодняшний день есть несколько версий о том, почему они снимали скальпы с врагов.

1. Скальп как доказательство смерти врага. Кроме того, в качестве ценных доказательств своих воинских подвигов могли выступать части рук, ног или голова целиком.

2. Скальп как обладание силой убитого врага. Всеобщая магическая жизненная сила, по поверью, находилась именно в волосах. Данная версия находит меньше всего подтверждений.

3. Скальп как трофей, как признание и уважение племени. Чаще всего им украшали одежду.

4. Скальп как ритуально-мифологический элемент: считалось, что во время специальной церемонии и танца душа оскальпированного становится слугой победителя.

На самом деле гораздо более почетным, чем скальпирование, у большинства индейских племен было считать "ку" — прикосновение к врагу. Особенно почетно было прикоснуться к живому врагу в бою. Видя, как к упавшему воину устремляются индейцы, европейцы предполагали, что это связано с их желанием снять скальп, хотя на самом деле речь шла о собирании «ку». В этом исследователи видят причину распространения заблуждения о значимости скальпирования для индейцев.

После открытия Американских континентов и освоения новых земель, которое зачастую сопровождалось порабощением и истреблением коренного населения, европейцы были поражены методами борьбы индейцев. Племена индейцев старались запугать чужеземцев, и потому в ход шли самые жестокие способы расправы над людьми. Более подробно об изощренных методах умерщвления захватчиков расскажет этот пост.

"Боевой клич индейцев представляют нам как нечто настолько ужасное, что его невозможно выдержать. Его называют звуком, который заставит даже самого отважного ветерана опустить свое оружие и покинуть шеренгу.
Он оглушит его слух, от него застынет душа. Этот боевой клич не позволит ему услышать приказ и почувствовать стыд, да и вообще сохранить какие-либо ощущения, кроме ужаса смерти".
Но пугал не столько сам боевой клич, от которого стыла кровь в жилах, сколько то, что он предвещал. Европейцы, сражавшиеся в Северной Америке, искренне чувствовали: попасть живыми в руки чудовищных раскрашенных дикарей означает судьбу пострашнее смерти.
Это вело к пыткам, человеческим жертвоприношениям, каннибализму и снятию скальпов (и все имело ритуальное значение в культуре индейцев). Это особенно способствовало возбуждению их воображения.

Самым ужасным было, вероятно, зажаривание заживо. Одного из британцев, выживших в Мононгахела в 1755 г., привязали к дереву и сжигали заживо между двумя кострами. Индейцы в это время танцевали вокруг.
Когда стоны агонизирующего человека стали слишком настойчивыми, один из воинов пробежал между двумя кострами и отсек несчастному гениталии, оставляя его истекать кровью до смерти. Тогда завывания индейцев прекратились.

Руфус Путмен, рядовой из провинциальных войск Массачусетса, 4 июля 1757 г. записал в своем дневнике следующее. Солдата, схваченного индейцами, "нашли зажаренным самым печальным образом: ногти на пальцах были вырваны, губы отрезаны до самого подбородка снизу и до самого носа сверху, его челюсть обнажилась.
С него сняли скальп, грудь рассекли, сердце вырвали, вместо него положили его патронную сумку. Левая рука оказалась прижатой к ране, томагавк оставили у него в кишках, дротик пронзил его насквозь и остался на месте, был отрезан мизинец на левой руке и маленький палец на левой ноге".

В том же году иезуит отец Рубо встретил группу индейцев племени оттава, которые вели через лес несколько пленных англичан с веревками вокруг шеи. Вскоре после этого Рубо догнал боевой отряд и поставил свою палатку рядом с их палатками.
Он увидел большую группу индейцев, которые сидели вокруг костра и ели жареное мясо на палочках, словно это был барашек на небольшом вертеле. Когда он спросил, что это за мясо, индейцы оттава ответили: это зажаренный англичанин. Они указали на котел, в котором варились остальные части разрубленного тела.
Рядом сидели восемь военнопленных, перепуганных до смерти, которых заставили наблюдать за этим медвежьим пиром. Люди были охвачены неописуемым ужасом, подобным тому, который испытывал Одиссей в поэме Гомера, когда чудовище Сцилла уволокло с борта корабля его товарищей и бросило их перед своей пещерой, чтобы сожрать на досуге.
Рубо, пришедший в ужас, пытался протестовать. Но индейцы оттава не захотели его даже выслушать. Один молодой воин грубо сказал ему:
- У тебя французский вкус, у меня - индейский. Для меня это хорошее мясо.
Затем он пригласил Рубо присоединиться к их трапезе. Похоже, индеец обиделся, когда священник отказался.

Особую жестокость индейцы проявляли к тем, кто сражался с ними их же методами или почти усвоил их охотничье искусство. Поэтому нерегулярные лесные караульные патрули подвергались особому риску.
В январе 1757 г. рядовой Томас Браун из подразделения капитана Томаса Спайкмена рейнджеров Роджерса, одетых в зеленую военную форму, получил ранение в бою на заснеженном поле с индейцами племени абенаков.
Он ползком выбрался с поля боя и встретился с двумя другими ранеными солдатами, одного из них звали Бейкер, вторым был сам капитан Спайкмен.
Мучаясь от боли и ужаса из-за всего происходящего, они подумали (и это была большая глупость), что могут безопасно развести костер.
Почти мгновенно появились индейцы-абенаки. Брауну удалось уползти от костра подальше и спрятаться в кустарнике, из которого он наблюдал за развернувшейся трагедией. Абенаки начали с того, что раздели Спайкмена и сняли с него скальп, пока тот был еще жив. Затем они ушли, прихватив с собой Бейкера.

Браун говорил следующее: "Видя эту ужасную трагедию, я решил уползти по возможности дальше в лес и умереть там от полученных ран. Но так как я был близко к капитану Спайкмену, он меня увидел и умолял, ради всего святого, дать ему томагавк, чтобы он мог покончить с собой!
Я отказал ему и уговаривал его молиться о милосердии, так как он мог прожить всего еще несколько минут в этом ужасающем состоянии на замерзшей земле, покрытой снегом. Он просил меня передать его жене, если я доживу до того времени, когда вернусь домой, о его страшной гибели".
Вскоре после этого Брауна схватили индейцы-абенаки, вернувшиеся на место, где они сняли скальп. Они намеревались насадить голову Спайкмена на шест. Брауну удалось выжить в плену, Бейкеру - нет.
"Индейские женщины раскололи сосну на мелкие щепки, подобные небольшим вертелам, и вонзили их в его плоть. Затем сложили костер. После этого приступили к совершению своего ритуального обряда с заклинаниями и танцами вокруг него, мне приказали делать то же самое.
По закону сохранения жизни пришлось согласиться... С тяжелым сердцем я изображал веселье. Они перерезали на нем путы и заставили бегать вперед и назад. Я слышал, как несчастный молил о милосердии. Из-за непереносимой боли и мучений он бросился в огонь и исчез".

Но из всех индейских практик самое большое внимание ужасающихся европейцев привлекало снятие скальпов, которое продолжалось еще и в девятнадцатом столетии.
Несмотря на ряд нелепых попыток некоторых благодушных ревизионистов утверждать, будто снятие скальпов зародилось в Европе (возможно, среди вестготов, франков или скифов), совершенно понятно: оно практиковалось в Северной Америке задолго до того, как там появились европейцы.
Скальпы играли серьезную роль в североамериканской культуре, так как они использовались в трех различных целях (а возможно, служили всем трем): для "замещения" мертвых людей племени (вспомним, как индейцы всегда беспокоились о тяжелых потерях, понесенных на войне, следовательно, об уменьшении численности народа), чтобы умилостивить духов погибших, а также для смягчения скорби вдов и других родичей.

Французские ветераны Семилетней войны в Северной Америке оставили много письменных воспоминаний об этой страшной форме увечья. Приведем отрывок из записей Пушо:
"Сразу после того, как солдат падал, они подбегали к нему, коленями вставали ему на плечи, в одной руке зажав прядь волос, а в другой - нож. Они начинали отделять кожу от головы и отрывать ее одним куском. Это они делали очень быстро, а затем, демонстрируя скальп, издавали крик, который называли "кличем смерти".
Приведем и ценный рассказ очевидца-француза, который известен только по своим инициалам - Ж.К.Б.: "Дикарь немедленно схватил свой нож и быстро сделал надрезы вокруг волос, начиная с верхней части лба и заканчивая затылком на уровне шеи. Затем он встал ногой на плечо своей жертвы, лежащей лицом вниз, и двумя руками стащил скальп за волосы, начиная с затылка и перемещаясь вперед...
После того как дикарь снимал скальп, если он не боялся, что его начнут преследовать, он вставал и начинал соскребать с него кровь и плоть, оставшиеся там.
Затем он делал обруч из зеленых ветвей, натягивал на него скальп, словно на тамбурин, и какое-то время ждал, чтобы он подсох на солнце. Кожу красили в красный цвет, волосы собирали в узел.
Затем скальп прикрепляли к длинному шесту и триумфально несли на плече в деревню или в то место, которое выбиралось для него. Но при приближении к каждому месту на своем пути он издавал столько криков, сколько у него было скальпов, извещая о своем прибытии и демонстрируя свою отвагу.
Иногда на одном шесте могло оказаться до пятнадцати скальпов. Если их было слишком много для одного шеста, то индейцы украшали скальпами несколько шестов".

Невозможно ничем приуменьшить значение жестокости и варварства североамериканских индейцев. Но их действия следует рассматривать и в рамках контекста их воинственных культур и анимистических религий, и в рамках более крупной картины общей жестокости жизни в восемнадцатом столетии.
Жители городов и интеллектуалы, которые испытывали благоговейный ужас от каннибализма, пыток, человеческих жертвоприношений и снятия скальпов, с удовольствием посещали публичные казни. А при них (до введения гильотины) приговоренные к казни мужчины и женщины умирали мучительной смертью в течение получаса.
Европейцы не возражали, когда "предателей" подвергали варварскому ритуалу казней через повешение, утопление или четвертование, как в 1745 г. казнили повстанцев-якобитов после восстания.
Они особенно не протестовали, когда головы казненных насаживали на колы перед городами в качестве зловещего предупреждения.
Они терпимо переносили повешение на цепях, протаскивание матросов под килем (обычно это наказание завершалось фатальным исходом), а также телесные наказания в армии - настолько жестокие и суровые, что многие солдаты умирали под плетью.

Европейских солдат в восемнадцатом столетии заставляли повиноваться военной дисциплине плетью. Американские туземные воины вели борьбу за престиж, славу или за общее благо клана или племени.
Более того, массовые грабежи, мародерство и общее насилие, следовавшие за большинством успешных осад в европейских войнах, превосходили все, на что оказывались способны ирокезы или абенаки.
Перед холокостами террора, подобного разграблению Магдебурга в Тридцатилетней войне, бледнеют зверства в форте Уильям-Генри. В том же 1759 г. в Квебеке Вульф был полностью удовлетворен обстрелом города зажигательными ядрами, не беспокоясь о том, какие страдания пришлось переносить невинным мирным жителям города.
Он же оставлял после себя опустошенные районы, применяя тактику выжженной земли. Война в Северной Америке была кровавым, жестоким и ужасающим делом. И наивно рассматривать ее как борьбу цивилизации с варварством.

Помимо сказанного, специфический вопрос снятия скальпов содержит в себе и ответ. Прежде всего, европейцы (особенно - группы нерегулярных войск, подобные рейнджерам Роджерса) отвечали на снятие скальпов и причинение увечий по-своему.
Тому, что они смогли опуститься до варварства, содействовало щедрое вознаграждение - 5 фунтов стерлингов за один скальп. Это была ощутимая добавка к денежному жалованию рейнджера.
Спираль зверств и встречных зверств головокружительно вознеслась ввысь после 1757 г. С момента падения Луисбурга солдаты победоносного Хайлендерского полка отрубали головы всем индейцам, попавшемся им на пути.
Один из очевидцев сообщает: "Мы убили огромное количество индейцев. Рейнджеры и солдаты Хайлендерского полка никому не давали пощады. Мы снимали скальпы повсюду. Но нельзя отличить скальп, снятый французами, от скальпа, снятого индейцами".

Эпидемия снятия скальпов европейцами стала настолько безудержной, что в июне 1759 г. генералу Амхёрсту пришлось выпустить чрезвычайный приказ.
"Всем разведывательным подразделениям, а также всем остальным подразделениям армии под моим командованием, несмотря на все представившиеся возможности, запрещается снимать скальпы у женщин или детей, принадлежащих противнику.
По возможности их следует забирать с собой. Если такой возможности нет, то их следует оставлять на месте, не причиняя им никакого вреда".
Но какая польза могла быть от такой военной директивы, если все знали, что гражданские власти предлагают премию за скальпы?
В мае 1755 г. губернатор Массачусетса Уильям Шерл и назначил 40 фунтов стерлингов за скальп индейца-мужчины и 20 фунтов - за скальп женщины. Это, казалось, находилось в согласии с "кодексом" дегенеративных воинов.
Но губернатор Пенсильвании Роберт Хантер Моррис проявил свою склонность к геноциду, нацелившись на детородный пол. В 1756 г. он назначил вознаграждение, равное 30 фунтам стерлингов, за мужчину, но 50 фунтов - за женщину.

В любом случае, презренная практика назначения вознаграждения за скальпы аукнулась самым отвратительным образом: индейцы пошли на мошенничество.
Все началось с очевидного обмана, когда американские туземцы приступили к изготовлению "скальпов" из лошадиных шкур. Затем была введена практика убийства так называемых друзей и союзников только для того, чтобы делать деньги.
В достоверно документированном случае, произошедшем в 1757 г., группа индейцев чероки убила людей из дружественного племени чикасави только ради получения вознаграждения.
И, наконец, как отмечал почти каждый военный историк, индейцы стали экспертами в "размножении" скальпов. Например, те же чероки, по общему мнению, сделались таким мастерами, что могли изготовить четыре скальпа с каждого убитого ими солдата.

Скальпирование врагов

Скальпирование врагов в ряде районов североамериканского континента получило распространение среди индейцев еще до прихода белых людей. Однако обычай этот не был так широко распространен, как пишут многие авторы. Напротив, исследования показывают, что он был частью военного ритуала лишь мускогских племен юго-восточной части США и ирокезских народов востока США и низовий реки Святого Лаврентия, а также их ближайших соседей. Художник Жак Ле Мойн, сопровождавший французскую экспедицию Рене де Лоденьера во Флориду в 1564 г., писал об обычаях флоридских аборигенов: «В схватках упавший воин мгновенно утаскивается прочь специально выделенными для этого людьми. Они имеют при себе побеги тростника, которые острее любого стального лезвия. Ими они режут кожу головы до кости по кругу, а затем отрывают ее (вместе с волосами. - Авт. )… Сделав это, они вырывают яму в земле и разводят костер… Над огнем они сушат скальпы, пока те не становятся похожи на пергамент… После битвы они… подвешивают кости и скальпы к наконечникам своих копий и триумфально несут их домой… Вернувшись с войны, индейцы собираются в специально определенном для этого месте. Сюда они приносят (отрезанные. - Авт. ) ноги, руки и скальпы павших врагов и с великой торжественностью прикрепляют их к высоким шестам». Краснокожие воины Новой Англии, большей части Атлантического побережья, Равнин, Тихоокеанского побережья, канадского северо-запада, Арктического региона и юга США в ранний исторический период никогда не практиковали скальпирования врагов. Почти на всей территории Америки в те времена основным трофеем была голова врага.

Охотник на бизонов, скальпированный шайенами в 1868 г.

Скальповая прядь на голове шайена

Скальпирование не являлось изобретением лишь североамериканских индейцев. Геродот писал в V в. до нашей эры, что скифы снимали у павших врагов кожу с головы, применяя для этого очень острые кинжалы. Спустя два поколения Ксенофонт отметил в своих записях, что после того, как несколько его людей были убиты по пути к Средиземному морю, с их голов были сняты волосы. Упоминания о существовании этого обычая среди скифов подтверждены находками российских археологов, обнаруживших в скифских курганах три черепа с характерными царапинами вокруг темечка, остающимися после скальпирования, а также мумию воина со снятым с головы скальпом. О скальпировании своих жертв иностранными наемниками писал византийский историк Прокопий. В книгах Маккавея в описании жестокостей и зверств, практиковавшихся по отношению к евреям сирийским монархом Антиохом Великим, говорится: «Кожа сдиралась с головы». Испанцы отмечали обычай скальпировать своих врагов у аборигенов Карибских островов, Гватемалы и Северной Мексики. Кроме того, он был известен аборигенам территории Гран-Чако в Южной Америке.

Роберт Макги, скальпированный индейцами

Белые не раз подбивали индейцев скальпировать и своих бледнолицых противников. Так, в июне 1775 г. английское правительство, призвав индейцев выступить против американцев, не только снабжало воинов всех племен от Великих озер до Залива топорами, ружьями и боеприпасами, но и объявило награду за скальпы американцев, которые следовало приносить командующим офицерам в Детройт или Освего. Столь заманчивое предложение смогло привлечь на их сторону даже ирокезов, которые ранее торжественно поклялись сохранять нейтралитет. В тот же период законодательный орган Южной Каролины начал выплачивать по 75 фунтов за каждый скальп индейского воина. В начале 1830-х годов в Техасе платили за скальпы вичитов. Неприятности с апачами на Юго-Западе начались у правительства США после того, как в 1836 г. группа американских охотников за скальпами устроила настоящую резню апачей вождя Хуана Хосе, польстившись на вознаграждение, обещанное губернатором Соноры. В XIX в. в Аризоне за скальп апача можно было получить до 250 долларов, а поскольку отличить волосы апача от волос другого краснокожего было делом практически невозможным, охотники за наградой отправлялись в Сонору и резали беззащитных мексиканцев.

Атака индейцев на дилижанс. Худ. Ф. Ремингтон

Часто упоминается, что скальпирование врага связано с нанесением вреда душе погибшего. По сведениям Стэнли Вестала, многие сиу считали, что качества убитого противника переходят его убийце, что также может косвенно относиться и к обычаю скальпирования. Ричард Додж сообщал, что старики шайенов и арапахов говорили ему о поверье, существовавшем в прошлом среди всех индейцев, живших между рекой Миссисипи и Скалистыми горами, по которому скальпирование головы убивало душу врага. Но в 1880-х гг. капитан Вильям Кларк по этому поводу писал: «Я провел специальные изыскания в связи с этим обычаем среди следующих племен: шайенов, арапахов, сиу, команчей, кайовов, кайова-апачей, вичитов, пауни, сауков и фоксов, ото, айовов, кикапу, ютов, сиксиков, кайна, пиеганов, арикаров, хидатсов, манданов, шошонов, банноков, неперсе, пен д’Орей, кутеней, кэддо, понков, шауни, семинолов, чиппевов (оджибвеев), кроу, гровантров и ассинибойнов. Ни в одном из них я не смог обнаружить никаких суеверий или фантазий относительно того, что скальпирование человека каким-то образом наносило ущерб его душе после смерти».

Скальп, хранящийся в Британском музее

По мнению автора, разгадка происхождения этого обычая кроется в самой манере ведения индейской войны, где основная роль возлагалась на небольшие отряды воинов, проникавшие на отдаленные земли враждебных племен. По возвращении домой они должны были принести с собой доказательство смерти врага. Различные части вражеского трупа всегда использовались для победных плясок - до конца XIX в. ими, помимо скальпов, могли служить отрубленные головы, руки, ноги, кисти и стопы. Но в отличие от них скальп не портился и был более компактен при длительном переходе к родному селению. Чарльз Бюло, переводчик из агентства Белой Земли, писал: «Я узнал, что, когда впервые разгорелась война между сиу и оджибвеями, среди воинов оджибвеев начали возникать споры по поводу храбрости каждого из них, поскольку во многих случаях отъявленные трусы заявляли о своей храбрости. И потому было решено снимать с голов врагов скальпы в качестве доказательства своей доблести». Помимо этого, в дальнейшем он еще долго мог служить доказательством победы над врагом, украшая оружие, щиты и т. п. Эту же мысль в какой-то мере подтверждает фраза, сказанная одним из черноногих: «Мы снимаем скальпы, чтобы война была жестче, и, когда наши женщины и дети видят скальпы своих врагов, их сердца охватывает радость».

Военная рубаха, отороченная прядями человеческих волос. Сиу

Классическим скальпом считались волосы с макушки, которые заплетались в одну или несколько косичек. Впервые мальчику заплетали скальповую прядь в возрасте приблизительно пяти лет. Несмотря на большое разнообразие причесок, даже выбривая голову, индейцы всегда оставляли небольшую прядь волос, называемую скальповой. Три пряди волос заплетались в косичку, образуя у основания круг диаметром около пяти сантиметров, и, как правило, украшались. Кроме того, вокруг образованного косичкой круга выщипывали волосы и выкрашивали кожу красной краской, чтобы выделить скальповую прядь. Благодаря этим ухищрениям любой человек мог сказать, насколько «правильным» был захваченный воином скальп. Белые современники особо отмечали, что индейцы никогда не выбривают голову полностью, всегда оставляя скальповую прядь, служившую признаком мужества и вызовом врагу. Они как бы говорили своим противникам: «Попробуй добыть мой скальп, если осмелишься».

Берландиер так описал метод скальпирования у команчей: «Чтобы снять скальп, они переворачивают труп на живот, хватают его за волосы и режут кожу головы по кругу. Затем они наступают на шею и коротким резким движением отрывают скальп». Индейцы были мастерами этого дела. У шайенов самой храброй формой скальпирования считалось снять скальп с живого врага. Командир скаутов пауни Лютер Норт рассказал о случае, свидетелем которого он стал. Один из воинов сиу погнался за женщиной пауни, пытавшейся убежать к находившемуся неподалеку торговому посту, где укрылось несколько белых людей. Не обращая внимания на ружейный огонь со стороны бледнолицых, сиу подскакал к бегущей женщине, левой рукой схватил ее за волосы и, даже не слезая с коня, скальпировал несчастную ножом, который держал в правой руке. Издав военный клич, дикий воин повернул своего скакуна и помчался прочь.

Сама по себе процедура скальпирования не была смертельной. В бозменской газете «Times» от 16 июля 1876 г. напечатана история Германа Ганзио, атакованного индейцами в Черных холмах. Он был скальпирован живьем, но выжил. По словам репортера, его голова представляла собой одну сплошную массу болячек. Делос Дж. Санбертсон спустя некоторое время после того, как благополучно лишился скальпа, отправился в Ларами и попытался вырастить волосы на своем черепе, однако, как он жаловался, «никакое лечение не помогает пока сделать так, чтобы волосы на этом месте снова росли». Количество переживших скальпирование белых людей на фронтире было так велико, что Джеймс Робертсон из Нашвилла, штат Теннесси, в 1806 г. опубликовал в «Philadelphia Medical and Physical Journal» статью «Заметки о лечении скальпированной головы», в которой ссылался на многочисленные случаи успешного лечения.

Отношение к скальпированию у индейских племен было разным. Например, у команчей скальп не приносил большого почета, поскольку кто угодно мог снять его с уже убитого врага. Поэтому имел второстепенное значение. Но если врага скальпировали при особо опасных обстоятельствах, он ценился очень высоко. Скальп был трофеем, доказательством успеха для применения в Пляске Победы. У воинов племени ото, по сообщениям Уитмена, правом на скальп обладал тот воин, который убил этого врага. В большинстве других племен скальпировать павшего врага мог любой. У ассинибойнов скальпирование лично убитого врага оценивалось высоко, но сам скальп как таковой ценился мало. Кроу вообще не считали снятие скальпа делом, заслуживающим упоминания. Для них он был всего лишь свидетельством убийства врага, но никак не подвигом. Как сказал один из них: «Вы никогда не услышите, чтобы кроу хвалился снятыми им скальпами, когда перечисляет свои деяния». Много Подвигов говорил: «Воины моего племени редко забирали скальпы врага, если в схватке погиб кто-то из кроу». Вышеприведенные сведения достаточно убедительно свидетельствуют о том, что скальп был малоценным военным трофеем для краснокожих бойцов. Он являлся всего лишь эмблемой победы над врагом. Широко распространенное мнение о его ценности возникло в результате неверной оценки действий воинов в бою многочисленными белыми современниками. Проследить, почему евро-американец делал подобные выводы, достаточно легко. Он видел, что после падения убитого или раненого врага к нему галопом неслись несколько краснокожих всадников. Они сбивались вокруг него в кучу, после чего труп оказывался скальпированным! Понять, что отчаянные воины, рискуя жизнью, старались всего лишь первыми прикоснуться к врагу (посчитать «ку»), евро-американцу, не жившему среди индейцев, было сложно, поскольку такой военной традиции у европейцев не существовало.

| |